Этнический состав 32 команд на чемпионате мира по футболу можно расценивать как отражение осадочных слоев глобальной миграции за последние 500 лет. Европейская колонизация коренных американцев стала причиной того, что составы сборных Чили, Аргентины и Мексики в большинстве своем теперь составлены из наследников колонизаторов. Австралийская команда может считаться своеобразным аналогом этого явлениясреди стран Океании.
В то же время на территории западного полушария колонизация была дополнена массовым переселением бесправной рабочей силы из Африки, которое, собственно, и ответственно за африкано-европейскую помесь в составах сборных Бразилии, Эквадора, Гондураса, Коста-Рики, Колумбии, Уругвая и Соединенных Штатов. Правда, в случае с США латиноамериканцы составляют отдельную этническую категорию. По всему континенту футбол остается зоной для социального продвижения для молодых людей, в особенности бедных иммигрантов. В этом случае показателен пример Эквадора, в котором люди с африканскими корнями составляют не больше 6% населения, но представляют большинство состава национальной команды.
Эту же логику можно применить и к западной Европе, на территории которой составы национальных сборных были оформлены двумя недавними волнами переселений. Во время миграций, сопровождающих период деколонизации и долгого послевоенного бума, Англия стала пунктом назначения для африкано-карибской общины, Германия приютила турецких гастарбайтеров, Франция начала абсорбировать франкоязычных африканцев, конголезцы перебрались в Бельгию, а суринамцы – в Нидерланды.
Изменения в этническом составе национальных сборных всех этих стран послужили одновременно и позитивным символом удачной интеграции мигрантов, и причиной для обвинения этих команд в этнической недостоверности. Представители крайних правых даже сделали главным критерием национальной подлинности факт отношения футболистов к исполнению национального гимна страны, которую они представляют.
Оставили свой след на футбольной карте Европы и переселения во время последних двух десятилетий. Марио Балотелли, первый футболист с африканскими корнями, представляющий сборную Италии, сборная Швейцарии, на две трети составленная из местных мигрантов, множество игроков африкано-немецкого и африкано-испанского происхождения – самые яркие тому примеры. Контрастируют с ними команды с востока Европы: Босния, Хорватия, Россия и Греция также имеют представителей национальных меньшинств, однако их команды на чемпионате мира в большинстве своем составлены из белокожих футболистов.
Наиболее же однородными этнически на бразильском мундиале оказались сборные Японии и Южной Кореи, потому что численность населения иммигрантов в этих странах является сравнительно небольшой. На трибунах, правда, можно заметить гораздо больше разнообразия: к примеру,переживавших за эти сборные японских бразильцев, которые переселялись на кофейные плантации в окрестностях Сан-Паулу в конце XIX века, а также корейцев, проживающих в Америке. Подобные диаспоры, продолжающие вести эмоциональный и практический диалог со странами своего происхождения, наилучшим образом представлены сборными Ирана и Алжира. Бывший тренер сборной Ирана Карлуш Кейруш вызывал в свою команду футболистов, родившихся в Швеции, Голландии и Германии. В свою очередь сборную Алжира на чемпионате мира представляли сразу 16 игроков, которые были рождены во Франции.
Впрочем, какую страну они бы ни представляли, профессиональных футболистов трудно назвать трудовыми мигрантами в традиционном понимании этого определения – они являются частью высокоуровневого и высокооплачиваемого глобального рынка труда. К примеру, из 92 представителей четырех западноафриканских команд – Камеруна, Нигерии, Ганы и Кот-д’Ивуара – всего шестеро игроков выступают в родных чемпионатах, причем четверо из них являются голкиперами.
В современном футболе гражданство является условностью: Хорватия и Испания заполучили бразильцев Эдуардо и Диего Косту соответственно. Только представители сборных Англии и России выступают исключительно в своих чемпионатах, другие же команды имеют в своих составах футбольных мигрантов. Представляя настолько сложную и разнообразную этническую картину мира, футбольные поля Бразилии на ЧМ-2014, впрочем, не могут похвастаться этим же, когда речь заходит о тренерских штабах и зрителях. Голландец Патрик Клюйверт, к примеру, является одним из немногих тренеров африканского происхождения в составах европейских команд. Ни одна из латиноамериканских команд не возглавляется африканским или индейским специалистом. И даже если сборные Ганы и Нигерии тренируют местные наставники, команды Камеруна и Кот-д’Ивуара все равно возглавляются европейцами.
Во время этого чемпионата мира ФИФА пришлось проводить расследованияинцидентов, спровоцированных расистскими кричалками аргентинских и мексиканских болельщиков, беспокоили футбольных функционеров и ультраправые, а иногда и фашистские баннеры представителей Хорватии и России. Однако, что еще более показательно, ни одна из групп болельщиков, посетивших Бразилию, не разделяет этническое разнообразие представителей соответственных национальных сборных. Тяжело провести обоснованное демографическое исследование исключительно посредством телекартинки, номожно заметить, что домашняя публика на этом чемпионате мира представлена, прежде всего, бразильцами европейского происхождения. То же самое касается и внушительного представительства колумбийских фанатов, не говоря уже о европейцах.
Разумеется, подобное количество представителей национальных меньшинств среди профессиональных футболистов логично увязываются с отсутствием этих же представителей в секторе дорогостоящего футбольного туризма и руководящих должностей в спорте номер один. Как мы уже говорили, одним людям футбол предоставляет возможность социального лифта, другим же – способ потратить деньги.
Тем не менее, когда развеется пыль бразильского чемпионата мира, обеспокоенная проявлениями расизма ФИФА могла бы обратить свое внимание и на более существенную дилемму, которую создала она сама, – проведениефестиваля универсализма, который могут себе позволить посетить только приличные и богатые.
Материал Дэвида Голдблатта, The Guardian
