- Три поражения в первом раунде - год начался для тебя не лучшим образом. Что привезла домой после австралийских турниров, чему удалось научиться?
- Многому. В Австралии ты выходишь из межсезонья, а я прекрасно знала, что готова ко всему, ведь питалась идеально, рано ложилась спать, да и вообще всегда отдаю свою жизнь теннису, тренировкам. Этот подход был со мной и в Австралии. Но в один момент я устала от напряжения, чувствовала пустоту и не могла больше сосредоточиться. Я должна учиться чаще расслабляться.
- Ошибочное впечатление, или ты все-таки легко смирилась с неудачами?
- В Мельбурне так и было, в Брисбене в одиночном разряде тоже, но поражение в парном разряде заставило меня думать, что ситуация развивается по ошибочному пути. Возможно, во время подготовки я делала что-то иначе, чем сейчас.
- Сложно просто отключить мозг и не думать об этом?
- Иногда получается, иногда нет. Тогда я начинаю думать обо всем и остановиться невозможно.
- Давление изнутри сложнее контролировать, чем извне?
- Да, внешнее давление проблем не вызывает. В полуфинале Кубка Федерации в прошлом году, к примеру, наша сборная испытывала невероятное давление, потому что мы прилетели в Австралию и выбросили три недели европейской части сезона в мусорное ведро. Было ясно: мы обязаны одержать победу и выйти в финал. Иначе все будет зря. Но в таких сложных условиях нам удалось сосредоточиться и добиться своего. С другой стороны, когда мне становится слишком тяжело внутри, когда я говорю сама себе, что "хочу, хочу, хочу", то обычно далее следует неудача.
- Быть с одной стороны вольнодумцем, а с другой трудоголиком - как это уживается в тебе?
- Это моя самая большая проблема: интересы, которые сложно совмещать. Литература, абстрактное и современное искусство, актеры, которые нарушают правила - мне все это нравится, а ведь это либеральные явления. При этом во мне сидит дисциплинированное животное, которое должно все держать в себе и строго жить по графику. Невозможно просто взять и соединить эти две стороны. Это главная проблема моей жизни.
- Ты отказалась от интенсивных тренировок?
- Да, так и есть. Я изучаю этот процесс и приняла такое решение. Но это не значит, что я не узнаю что-то новое в этом направлении и не соблюдаю дисциплину. Например, питание. До крайностей это не доходит, но за четыре-пять дней до турнира я вхожу в строгий режим. Думаю, что перед австралийскими турнирами я "перегнула палку" в этом вопросе.
- Если ты полностью посвящаешь себя спорту, то что остается для остальной жизни?
- Мне иногда кажется, что два года карьеры я потеряла из-за травм, а сейчас осталось не так много времени для моего пути в теннисе. Сейчас надо выкладываться и отдавать себя спорту на сто процентов, потому что всем остальным я смогу заниматься после. Но на самом деле такой подход не работает, это важный урок, который я усвоила в прошлом. Поэтому сейчас я стараюсь радоваться жизни, каждой ее мелочи, даже во время тренировок. Могу сходить в театр или музей, а потом не думать, что случилась катастрофа, потому что теперь я посплю не восемь часов, а семь с половиной.
- Аэропорты, отели, турниры, матчи - теннис мирового уровня является отдельной планетой?
- Это касается многих, в том числе людей из спорта, актеров, представителей искусства - ты должен порой отказываться от всего мира. Одинаковые отели, корты, люди, журналисты. Неделя за неделей, каждый думает о себе, какой он важный, но общая картина демонстрирует, что мы на самом деле не так важны, как все думаем.
- Немецкие теннисистки, за исключением Анжелик Кербер, иногда выступают хорошо, иногда плохо, иногда просто никак. Это касается Юлии Гергес, Сабин Лисицки, тебя. В чем причина такой непоследовательности?
- Часто это банальные травмы, после которых надо набирать форму, снова возрождать уверенность в своих силах. Когда я находилась в топ-10 и избегала травм, то выигрывала по три-четыре матча в каждом турнире. Думаю, что за долгосрочным успехом стоит уверенность, что ошибок не последует. Это наивно, но в спорте такая вера уж точно не помешает. Надо думать, что все будет хорошо, как маленький ребенок.
- В чем у тебя есть наибольший потенциал для дальнейшего развития?
- Очень четко могу сказать, что это тренер. В Австралии меня тренировал мой отец, сейчас мы ищем нового специалиста. Человек должен подходить мне идеально на личном уровне, это очень важно. Мне нужен не только профессионал, но и умный человек. Кого попало, брать не собираюсь. Сейчас у меня есть отец, который знает обо мне все, он меня прикроет. Но он не хочет ездить на все турниры, семья не должна вращаться вокруг моей карьеры. К тому же, он является тренером клуба и работу бросать не намерен.
- На что должен быть способен тренер?
- Тактика, техническая подготовка, данные о других игроках - это базовые аспекты. Наиболее важная функция - понять своего подопечного. Он должен уметь вернуть уверенность, когда ты ее теряешь.
- Из газет ты можешь узнать о политике и философии, но почему мы никогда не слышим мнений теннисистов? Спорт хочет быть толерантным?
- Это правда, никто не хочет касаться политики. Я считаю, что минимум разговоров спортсменов - показатель более профессиональной организации данного вида спорта. У нас всегда так было: не говори ничего о политике, не говори ничего о допинге, надо быть всегда в стороне.
- Разве это не трусость? У топ-спортсменов есть такое влияние, а они его не используют.
- Да, это трусость, а еще это удобно. Всегда есть "за" и "против", поэтому после каждого политического заявления начинаются проблемы и реакция, а это отвлекает. Я не могу играть на высшем уровне в таких обстоятельствах.
- Тебе сейчас 27 лет. Что тебя держит в спорте? Тяга к большой победе? Чемпионство на турнире Большого Шлема?
- Каждый раз перед сном вижу себя с трофеем турнира Большого Шлема. Не думаю, что есть хоть одна теннисистка, которая не мечтает о таком.
- Что будет после завершения карьеры?
- Я пока не знаю. Сейчас боюсь двух вещей. Во-первых, если не смогу найти себя в жизни, которая наступит после тенниса. Во-вторых, страх, что у меня будет работа без настоящих вызовов. Не хотелось бы оказаться в такой ситуации.
Использованы фото Getty Images